100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
В нескольких шагах от того места, где Андре лишилась чувств, работали два помощника садовника; они и прибежали на крики Жильбера. По приказанию де Жюсье они понесли Андре в ее комнату, в то время как Жильбер, опустив голову, издалека смотрел на недвижное тело девушки, словно убийца, провожавший свою жертву в последний путь.
Когда процессия подошла к службам, де Жюсье отпустил садовников; Андре раскрыла глаза.
Барон де Таверне вышел из комнаты, заслышав голоса и шум, сопровождающий обыкновенно любой несчастный случай: Таверне увидел дочь, еще нетвердо стоявшую на ногах и пытавшуюся собраться с духом и подняться по ступенькам, опираясь на руку де Жюсье.
Барон подбежал с тем же вопросом, что и король!
– Что случилось? Что случилось?
– Ничего, отец, – тихо отвечала Андре, – мне нехорошо, голова болит.
– Мадмуазель – ваша дочь, сударь? – спросил де Жюсье, поклонившись барону.
– Да.
– Я очень рад, что оставляю ее в надежных руках, но умоляю вас пригласить доктора.
– Все это сущие пустяки!.. – молвила Андре.
– Разумеется, пустяки! – подтвердил Таверне.
– Я от души надеюсь, что это так, – отвечал де Жюсье, – однако, признаться, мадмуазель была очень бледна.
Проводив Андре до двери, де Жюсье откланялся. Отец и дочь остались вдвоем.
Пока Андре не было. Таверне обо всем поразмыслил. Он подал руку стоявшей на пороге Андре, подвел ее к софе, усадил ее и сел сам.
– Простите, отец, – обратилась к нему Андре, – будьте добры отворить окно, я задыхаюсь.
– Я собирался серьезно с тобой поговорить, Андре; а из клетки, которую тебе определили под жилье, отлично слышен малейший вздох. Ну хорошо, я постараюсь говорите тихо.
И он отворил окно, Он возвратился к дочери и, качая головой, снова сел на софу.
– Должен признать, – начал он, – что король, проявивший к нам поначалу немалый интерес, не очень-то любезен, позволяя тебе жить в этой хибаре.
– Отец! В Трианоне не хватает места, – возразила Андре, – вы сами знаете, что в этом большой недостаток дворца, – Что места не хватает кому-нибудь другому, – вкрадчиво зашептал Таверне, – это я еще мог бы допустить, но для тебя, дочь моя!.. Нет, это невозможно!
– Вы слишком высоко меня цените, отец, – с улыбкой заметила Андре. – Как жаль, что не все такого же мнения!
– Все, кто тебя знает, дочь моя, думают, как и я. Андре поклонилась, словно разговаривала с незнакомым человеком: комплименты отца начинали ее беспокоить.
– Ну.., ну а.., король тебя знает, я полагаю? – продолжал Таверне.
С этими словами он устремил на дочь испытующий взгляд.
– Король меня едва узнает, – отвечала Андре, нимало не смутившись, – и я мало что для него значу, насколько я могу судить.
– Ты мало что для него значишь!.. – вскричал он. – Признаться, я ничего не понимаю из того, что ты говоришь! Мало что значишь!.. Ну, мадмуазель, вы слишком низко себя цените!
Андре с удивлением посмотрела на отца.
– Да, да, – продолжал барон, – я уже говорил и еще раз повторяю: вы из скромности готовы позабыть о чувстве собственного достоинства!
– Вы склонны все преувеличивать: король проявил интерес к несчастной нашей семье, это верно; король соблаговолил кое-что для нас сделать; однако у трона его величества так много неудачников, король так Щедр на милости, что немудрено, если он забыл о нас после того, как облагодетельствовал нашу семью.
Таверне пристально посмотрел на дочь, отдавая должное ее сдержанности и непроницаемой скрытности.
– Знаете ли, дорогая Андре, ваш отец готов стать первым вашим просителем и в качестве просителя обращается к вам; надеюсь, вы его не оттолкнете.
Андре взглянула на отца, как бы требуя объяснений.
– Мы все вас просим, похлопочите за нас, сделайте что-нибудь для своей семьи…
– Зачем вы все это мне говорите? Чего вы от меня ждете! – воскликнула Андре, потрясенная смыслом того, что ей сказал отец, а также его тоном.
– Согласны вы или нет попросить что-нибудь для меня и своего брата? Отвечайте!
– Я сделаю все, что вы прикажете, – отвечала Андре, – однако не думаете ли вы, что мы можем показаться слишком жадными? Ведь король и так подарил мне ожерелье, которое стоит, по вашим словам, более ста тысяч ливров. Кроме того, его величество обещал моему брату полк; на нашу долю и так выпала значительная часть королевских милостей.
Таверне громко захохотал.
– Так вы полагаете, что эта цена достаточно высока?
– Я знаю, что ваши заслуги велики, – отвечала Андре.
– Э-э, да кто вам говорит о моих заслугах, черт побери?
– О чем же вы, в таком случае, говорите?
– Уверяю вас, что вы напрасно затеяли со мной эту нелепую игру! Не надо ничего от меня скрывать!
– Да что же я стала бы от вас скрывать. Боже мой? – спросила Андре.
– Я все знаю, дочь моя!
– Вы знаете?
– Все! Повторяю вам: я знаю все.
– Что «все»?
Андре сильно покраснела под столь грубым натиском, особенно невыносимым для того, у кого совесть чиста.
Естественное отцовское чувство уважения к своему ребенку удержало Таверне от дальнейших расспросов.
– Как вам будет угодно, – молвил он, – вы вздумали скромничать. Кажется, вы скрытничаете. Пусть так! Из-за вас отец и брат должны погрязнуть в безвестности и забвении – отлично! Но запомните хорошенько мои слова: если с самого начала не возьмете власть в свои руки, вам никогда уже ее не видать!
И Таверне круто повернулся на каблуках.
– Я вас не понимаю, – заметила Андре.
– Отлично! Зато я понимаю, – отвечал Таверне.
– Этого недостаточно, когда разговаривают двое.
– Что же, я сейчас поясню: употребите всю дипломатию, которой только вы располагаете и которая является главным оружием нашей семье, чтобы при первом же подходящем случае составить счастье вашей семьи, да и свое тоже. При первой же встрече с королем скажите ему, что ваш брат ожидает назначения, а вы чахнете в конуре, где нечем дышать и откуда нет никакого вида. Одним словом, не будьте до такой степени смешны, чтобы изображать либо слишком сильную страсть, либо совершенную незаинтересованность.
– Но…
– Скажите это королю сегодня же вечером…
– Где же, по-вашему, я смогу увидеться с королем?
–..и прибавьте, что его величеству не пристало даже являться…
В ту самую минуту, как Таверне вне всякого сомнения собирался выразиться яснее и тем вызвать бурю в сердце Андре, что повлекло бы за собой объяснение, способное прояснить тайну, с лестницы вдруг донеслись шаги.
Барон сейчас же умолк и поспешил к перилам, дабы узнать, кто идет к дочери.
Андре с удивлением увидела, как отец вытянулся вдоль стены.
Почти в тот же миг в маленькую квартирку вошла ее высочество в сопровождении одетого в черное господина, который шагал, опираясь на длинную трость.
– Ваше высочество! – вскрикнула Андре, собрав все силы, чтобы пойти навстречу принцессе.
– Да, моя дорогая больная! – отвечала ее высочество – Я пришла утешить вас, а заодно привела и доктора Подойдите, доктор. А-а, господин де Таверне! – продолжала принцесса, узнав барона. – Ваша дочь больна, а вы совсем о ней не заботитесь!
– Ваше высочество… – пролепетал Таверне.
– Подойдите, доктор, – пригласила принцесса со свойственной лишь ей добротой в голосе. – Подойдите, пощупайте пульс, загляните в эти припухшие глазки и скажите, чем больна моя любимица.
– Ваше высочество! Ваше высочество! Как вы добры ко мне!.. – прошептала девушка. – Мне так неловко принимать ваше высочество…
–..в этой лачуге, дитя мое? Вы это хотели сказать? Тем хуже для меня
– ведь это я так скверно вас поместила. Я еще подумаю об этом. А пока, дитя мое, дайте руку господину Луи: это мой доктор, но предупреждаю вас: он не только философ, который умеет угадывать мысли, но и ученый, который видит все насквозь.
Андре с улыбкой протянула доктору руку.
Это был еще не очень старый человек, и его умное лицо словно подтверждало все, что сказала о нем принцесса. С той минуты, как он вошел в комнату, он внимательно изучил больную, затем жилище, потом перевел взгляд на отца больной, в выражении лица которого вместо ожидаемого беспокойства было заметно лишь смущение.
Ученый муж только собирался увидеть то, о чем, возможно, уже догадался философ.
Доктор Луи долго слушал у девушки пульс и расспрашивал ее, что она чувствует.
– Отвращение к любой пище, – отвечала Андре, – а также внезапные рези, потом так же неожиданно кровь бросается в голову; спазмы, озноб, дурнота.
Доктор все больше хмурился.
Скоро он выпустил руку девушки и отвел глаза в сторону.
– Ну что, доктор, quid, как говорят консультанты? – спросила принцесса у доктора. – Серьезно ли девочка больна, не грозит ли ей смертельная опасность?
Доктор перевел взгляд на Андре и еще раз молча оглядел ее.
– Ваше высочество! – отвечал он. – У мадмуазель простое недомогание.
– Серьезное?
– Нет, как правило, ничего опасного в этом нет, – с улыбкой проговорил доктор.
– Очень хорошо! – с облегчением вздохнув, заметила принцесса. – Не мучайте ее слишком сильно.
– Я вообще не собираюсь ее мучить, ваше высочество.
– Как? Вы не назначите никакого лекарства?
– Чтобы поправиться, мадмуазель не нужно никаких лекарств.
– Это правда?
– Да, ваше высочество.
– В самом деле ничего не нужно?
– Ничего.
Словно желая избежать дальнейших объяснений, доктор откланялся под тем предлогом, что его ждут больные.
– Доктор, доктор, если вы говорите это не только ради того, чтобы меня успокоить, значит, я сама больна серьезнее, чем мадмуазель де Таверне! Непременно принесите мне вечером обещанные снотворные пилюли.
– Ваше высочество! Я собственноручно приготовлю их, как только вернусь домой. Он вышел.
Ее высочество осталась посидеть со своей чтицей.
– Можете не волноваться, дорогая Андре, – заметила она с доброжелательной улыбкой, – ваша болезнь не представляет ничего серьезного, раз доктор Луи ушел, не прописав вам никакого лекарства.
– Тем лучше, ваше высочество, – отвечала Андре, – потому что в этом случае ничто не помешает мне являться на службу к вашему высочеству, а я больше всего боялась того, что болезнь помешает исполнению моих обязанностей. Однако что бы ни говорил уважаемый доктор, я очень страдаю, ваше высочество, клянусь вам.
– Ну, не так уж, видно, серьезна ваша болезнь, если она рассмешила доктора. Поспите, дитя мое, я пришлю сам кого-нибудь для услужения – я вижу, вы здесь совсем одна. Соблаговолите проводить меня, господин де Таверне.
Она подала Андре руку и, утешив ее, как и обещала, принцесса удалилась.
