100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
На другой день в полдень посланцы повидались с Юрандом, а спустя некоторое время уехали, захватив с собой де Бергова, двоих оруженосцев и человек двадцать других невольников. После этого Юранд позвал отца Калеба и продиктовал ему письмо князю, в котором сообщал, что Данусю похитили вовсе не крестоносцы, что ему удалось открыть, где она, и что в ближайшие дни он надеется ее освободить. То же самое он сказал и Збышку, который с прошлой ночи не мог прийти в себя от изумления и просто обезумел от тревоги. Старый рыцарь не хотел отвечать на его вопросы, велел ему терпеливо ждать и ничего не предпринимать для спасения Дануси, так как в этом нет пока надобности. Под вечер он снова заперся с ксендзом Калебом, велел ему прежде всего написать свою духовную, поисповедался и причастился, а затем призвал Збышка и старого молчаливого Толиму, который был его товарищем во всех набегах и битвах, а в мирное время хозяйничал в Спыхове.
– Вот это, – сказал Юранд старому вояке Толиме таким громким голосом, как будто тот был туг на ухо, – муж моей дочки, с которой он обвенчался при княжеском дворе, испросив на то мое согласие. После моей смерти он будет здесь господином, владетелем городка, земель, лесов, лугов, людей и всех спыховских богатств…
Толима очень удивился, повернул свою квадратную голову в сторону Збышка, затем поглядел на Юранда, однако ничего не сказал, потому что вообще говорил очень мало, только поклонился Збышку и обнял руками его колени.
– Эту мою последнюю волю, – продолжал Юранд, – записал ксендз Калеб, и внизу под ней стоит моя восковая печать; ты же должен свидетельствовать, что слышал все от меня и что я велел слугам повиноваться молодому рыцарю, как они мне повиновались. Ты ему покажешь всю добычу и деньги, что хранятся в моей сокровищнице, и до самой смерти будешь верно служить ему и во время мира, и на войне. Слышишь?
Толима приставил ладони к ушам и кивнул головой, затем, по данному Юрандом знаку, поклонился и вышел, а рыцарь обратился к Збышку и сказал с ударением:
– Сокровищами, что у меня хранятся, можно удовлетворить самого алчного и выкупить за них не одного, а сотню невольников. Помни об этом.
Но Збышко спросил:
– А почему вы уже поручаете мне Спыхов?
– Я поручаю тебе больше, чем Спыхов, – родную дочь.
– Да и час смерти сокрыт от нас, – заметил ксендз Калеб.
– Да, сокрыт, – печально повторил Юранд. – Совсем недавно замело меня снегом, и хоть бог меня спас, но нет у меня прежней силы…
– Милосердный боже! – воскликнул Збышко. – Что с вами сталось, почему вы так изменились со вчерашнего дня и говорите охотней не про Данусю, а про смерть? Милосердный боже!
– Вернется Дануська, вернется, – ответил Юранд. – Господь хранит ее. Но если только она вернется… Послушай… Увези ее в Богданец, а в Спыхове оставь хозяйничать Толиму. Он человек верный, а тут плохие соседи… Там ее на веревку не привяжут… Там безопаснее…
– Да что это вы! – воскликнул Збышко. – Словно с того света говорите? Что над вами стряслось?
– Да я уже чуть не попал на тот свет, а теперь вот чую, что-то расхварываюсь, и одно меня только заботит: доченька моя, одна ведь она у меня. Да вот ты, я ведь знаю, что ты ее любишь…
Он оборвал свою речь и, вынув из ножен короткий меч, называемый мизерикордией, повернул его рукоятью к Збышку:
– Поклянись мне еще раз на этом кресте, что никогда ее не обидишь и верно будешь любить…
У Збышка слезы навернулись на глаза. Он бросился тотчас на колени и, положив палец на рукоять, воскликнул:
– Клянусь богом, что не стану обижать ее и верно буду любить!
– Аминь! – произнес ксендз Калеб.
Юранд вложил в ножны мизерикордию и раскрыл Збышку объятия.
– Ведь и ты сын мой!..
И они разошлись, ибо надвинулась уже темная ночь, а они вот уже несколько дней почти совсем не отдыхали. Однако на другой день Збышко поднялся чем свет; он так испугался вчера, не захворал ли в самом деле Юранд, что решил узнать, как старый рыцарь провел ночь.
В дверях горницы Юранда он столкнулся с Толимой, который как раз выходил оттуда.
– А как пан, здоров? – спросил Збышко.
Толима поклонился, приставил ладонь к уху и переспросил:
– Что вы говорите, ваша милость?
– Я спрашиваю, как здоровье пана? – повторил погромче Збышко.
– Пан уехал.
– Куда?
– Не знаю. В доспехах…
