100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
Бесцеремонный майор, как его называла г-жа Пипле, ворвался к нотариусу, который сидел в самом мрачном и желчном настроении.
– После полудня я принимаю только моих клиентов, – грубо сказал ему Жак Ферран. – Если хотите поговорить со мной, приходите с утра.
– Дорогой мой стряпчий! (Это была одна из шуточек господина Робера). Речь идет об очень важном деле, а кроме того, я хотел первым вас успокоить, чтобы у вас не было никаких опасений…
– Каких опасений?
– Вы ничего не знаете?
– Чего я не знаю?
– О моей дуэли…
– Какой дуэли? С кем?
– С герцогом де Люсене. Неужели вы ничего не слышали?
– Ничего.
– Вот так так!
– Из-за чего была дуэль?
– Страшное оскорбление, которое можно было смыть только кровью. Представьте себе, что на приеме в посольстве этот де Люсене позволил себе сказать мне в глаза, что я… харкаю и брызжу слюной!
– Что такое?
– Он сказал, что я брызжу слюной, дорогой мой стряпчий! Будто у меня такой неприятный порок!
– И вы из-за этого дрались на дуэли?
– А из-за чего же еще вызывают на дуэль? Вы, наверное, думаете, что можно вот так просто… спокойно сказать, что я брызжу слюной? Что у меня харкотина? Да еще в присутствии очаровательной дамы? Перед этой маленькой маркизой, которая… Впрочем, хватит!.. Я не мог этого так оставить…
– Да, разумеется.
– Мы люди военные, вы понимаете, шпага всегда при нас. Мои секунданты назавтра отправились договариваться с секундантами герцога. Я прямо заявил: дуэль, или он приносит извинения.
– Извинения за что?
– За харкотину, черт побери! За то, что я брызжу слюной, вот что он позволил себе сказать!
Нотариус пожал плечами.
– А секунданты герцога сказали: «Мы с почтением относимся к уважаемому Шарлю Роберу, однако герцог де Люсене не может, не должен и не хочет приносить никаких извинений». – «Таким образом, господа, – ответили мои секунданты, – герцог де Люсене упорствует, утверждая, будто мосье Шарль Робер брызжет слюной?» – «Да, господа, но он не думал, что затрагивает этим утверждением честь Шарля Робера». – «Пусть возьмет свои слова обратно, извинится». – «Нет, господа, герцог де Люсене считает господина Робера благородным человеком, но утверждает, что он брызжет слюной». Вы понимаете, что не было другого выхода из такого запутанного положения?
– Да, выхода не было… Вас оскорбили в самых лучших ваших чувствах благородного человека.
– И вы так думаете? Итак, мы условились о месте и времени встречи: вчера утром в Венсенне. Все произошло самым благородным образом: я нанес легкий укол шпагой в руку герцога де Люсене; секунданты объявили, что моя честь восстановлена, и тогда герцог громко заявил: «Я никогда не беру слов обратно перед дуэлью, но после дуэли – другое дело. Поэтому мой долг, моя честь требуют, чтобы я сказал: я напрасно заподозрил господина Шарля Робера в том, что у него харкотина и он брызжет слюной. Господа, я признаю, что он не брызгал слюной, и утверждаю, что он никогда не харкал и не будет харкать…» После этого герцог протянул мне руку и спросил: «Теперь вы довольны?» – «Отныне мы с вами друзья на жизнь и на смерть», – ответил я ему. И я действительно ему обязан… Он все решил превосходно. Он мог вообще ничего не сказать или просто признать, что я не брызжу слюной, но он объявил, что у меня не было и не будет подобного иедостатка, а это с его стороны весьма деликатное замечание.
– Вот что значит храбрость, приносящая пользу!.. Но что вам от меня угодно?
– Дорогой мой архивариус! (Еще одна шутка Шарля Робера). Речь идет об очень важном для меня дельце. Вам прекрасно известно, что по нашему соглашению, когда я одолжил вам триста пятьдесят тысяч франков, чтобы вы могли покрыть ваши обязательства, между нами было условлено, что, предупредив вас за три месяца, я могу изъять эту сумму, за которую вы мне начисляете проценты…
– Что же дальше?
– Ну понимаете, – смутился Робер, – не знаю, как даже сказать…
– Говорите же!
– Вы можете подумать, что это прихоть, дорогой мой стряпчий… но мне захотелось стать помещиком.
– Говорите яснее, мы теряем время!
– Одним словом, мне предложили выгодно купить поместье, и, если вы не имеете ничего против, я хотел бы, то есть я желаю получить от вас вложенные мною деньги… Я приехал заранее предупредить вас об этом, как мы договаривались.
– Ха, интересно.
– Надеюсь, вы на меня не сердитесь?
– А с чего мне сердиться?
– Я боялся, вы подумаете, что я поверил слухам…
– Каким слухам?
– Да нет, так, пустяки…
– Говорите же!
– Я вовсе не из-за всяких глупостей, которые говорят о вас…
– Каких глупостей?
– Разумеется, в этом нет ни слова правды, но завистники нашептывают, будто вы оказались невольно замешаны в разных темных делишках. Конечно, все это полнейшая чепуха! С тем же успехом можно говорить, что мы с вами заодно играли на бирже. Слухи эти быстро угасли… но все же я бы хотел, чтобы вы и я были чисты, как агнцы божьи.
– Значит, вы не верите больше, что ваши деньги в надежных руках?
– Что вы, помилуйте… но я бы хотел, чтобы они были в моих руках.
– Подождите здесь!
Ферран задвинул ящик своего стола и встал.
– Куда это вы, мой архивариус?
– За доказательствами, чтобы вы увидели, насколько справедливы слухи о моих денежных затруднениях, – иронически ответил нотариус.
Он открыл потайную дверцу на маленькую лестницу, которая позволяла ему пройти в глубине двора, минуя контору, во флигель, и исчез за нею.
Едва он вышел, постучался старший клерк.
– Войдите, – сказал Шарль Робер.
– Господин Ферран у себя?
– Нет, мой достойный бумагомарака… (Еще одна шутка Шарля Робера).
– Пришла дама под вуалью и хочет немедленно цереговорить с ним по очень срочному делу.
– Достойный бумагомарака, патрон сейчас вернется, и я ему об этом скажу. А что эта дама, хорошенькая?
– Трудно догадаться: на ней такая густая, черная вуаль, что лица не различишь.
– Ну уж, так уж? Я ее прекрасно разгляжу, когда буду уходить. А Феррана я предупрежу, как только он вернется.
Клерк вышел.
«Какого черта, куда подевался этот мой стряпчий? – проговорил про себя Шарль Робер. – Наверное, проверяет свою кассу… Если эти слухи ложные, тем лучше! В конечном счете, скорее всего сплетни, которые распространяют злые языки… У таких достойных людей, как Ферран, столько завистников!.. Все равно, я предпочитаю иметь свои деньги на руках… Я куплю замок, о котором мне говорили… Там есть готические башенки времен Людовика XIV, в духе Ренессанса… Самый настоящий стиль рококо… Это позволит мне выглядеть сеньором настоящим, а не каким-нибудь траченным молью… Тогда уж мои чувства никто не отвергнет, как эта недотрога д’Арвиль! Господи, как она меня провела! Как осрамила! Но нет, я еще не сделал все мои покупки, как говорит эта дура привратница с улицы Тампль, с ее париком под маленькую девочку… Эта шутка обошлась мне самое малое в тысячу франков. Правда, мебель осталась за мной… И я еще найду способ скомпрометировать маркизу… А вот и мой стряпчий!»
Жак Ферран вернулся, держа в руках ворох бумаг, которые тут же передал Шарлю Роберу.
– Вот триста пятьдесят тысяч франков в ассигнациях государственного банка, – сказал он. – Через несколько дней мы урегулируем все расчеты по процентам… Пишите расписку.
– Как? – воскликнул пораженный Шарль Робер. – Но вы, по крайней мере, не поверили?..
– Я ни во что не верю.
– Однако…
– Расписку!
– Дорогой мой архивариус…
– Пишите расписку и расскажите людям, которые болтают о моих денежных затруднениях, как я отвечаю на их подозрения.
– В самом деле, когда об этом узнают, ваш кредит еще больше укрепится. Но возьмите эти деньги, они мне сейчас ни к чему, я же сказал вам: через три месяца.
– Господин Робер, я не позволю, чтобы меня подозревали дважды.
– Вы сердитесь?
– Расписку!
– Гром и молния! Пусть будет по-вашему, – ответил Шарль Робер.
Закончив писать расписку, он добавил:
– Там дожидается дама, вся под густой вуалью, хочет с вами говорить сейчас же, немедленно, по очень, очень срочному делу… Постараюсь разглядеть ее мимоходом, вдруг она мне понравится?.. Вот вам расписка. Надеюсь, все в порядке?
– Прекрасно. А теперь уходите по этой маленькой лестнице.
– А как же таинственная дама?
– Именно затем, чтобы вы ее не видели.
Нотариус позвонил старшему клерку и сказал:
– Пригласите даму… Прощайте, сударь!
– Что ж, значит, я ее так и не увижу… Но я не обижаюсь, мой стряпчий… Поверьте мне…
– Хорошо, хорошо! Прощайте…
И нотариус закрыл дверь за Шарлем Робером.
Через несколько мгновений старший клерк ввел в кабинет герцогиню де Люсене, одетую очень скромно и закутанную в большую шаль; лицо ее полностью скрывала густая черная кружевная вуаль, накинутая поверх муаровой шляпки того же цвета.
