100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
Читатель, наверное, уже позабыл портрет мачехи г-жи д’Арвиль, обрисованный ее падчерицей. Напомним, что г-жа д’Орбиньи была маленькой, тоненькой блондинкой с почти белыми ресницами и круглыми голубыми глазами; речь ее слащава, взгляды лицемерны, манеры вкрадчивые и завлекающие. Изучая ее насквозь фальшивую и коварную физиономию, можно обнаружить в ней какую-то подлую скрытую жестокость.
– Какой очаровательный молодой человек, этот де Сен-Реми, – сказала г-жа д’Орбиньи Жаку Феррану после ухода его жертвы.
– Да, очаровательный. Но поговорим о делах, сударыня. Вы мне написали из Нормандии, что хотели бы посоветоваться по важному вопросу.
– Разве вы не были всегда моим советчиком с тех пор, как наш добрый доктор Полидори направил меня к вам?.. Кстати, как он поживает? – спросила г-жа д’Орбиньи самым невинным тоном.
– После отъезда из Парижа он ни разу мне не написал, – так же безразлично ответил нотариус.
Предупредим читателя, что эти два человека бесстыдно лгали друг другу.
Нотариус недавно виделся с Полидори, одним из двух своих сообщников, и предложил ему отправиться в Аньер к Марсиалям, этим речным пиратам, о которых мы еще поговорим, появиться у них под именем доктора Венсана и отравить Луизу Морель.
А мачеха маркизы д’Арвиль приехала в Париж специально для тайных переговоров с этим мерзавцем, который, как она уже знала, давно скрывался под именем Сезара Брадаманти.
– Но речь пойдет вовсе не о нашем добром докторе, – продолжала мачеха маркизы д’Арвиль. – Я очень встревожена. Мой муж плохо себя чувствует. Здоровье его становится все хуже и хуже: Я не поддаюсь страхам, но его состояние беспокоит меня, вернее, его самого беспокоит, – проговорила г-жа д’Орбиньи, вытирая платочком чуть повлажневшие глаза.
– В чем, собственно, дело?
– Он все время говорит о последних распоряжениях о завещании.
Тут г-жа д’Орбиньи на несколько минут уткнулась лицом в свой платочек.
– Разумеется, все это печально, – продолжал нотариус, – однако в самой такой предосторожности нет ничего плохого… Каковы же намерения вашего супруга, сударыня?
– Господи, откуда мне знать? Вы понимаете, когда он начинает говорить на эту тему, я стараюсь его поскорее отвлечь.
– Но, в конце концов, неужели он не сказал вам по это му поводу ничего положительного?
– Мне кажется, – отвечала г-жа д’Орбиньи с совершенно незаинтересованным видом, – кажется, он собирается оставить мне не только все то, что позволяет закон, но также… Ах, я не могу! Прошу вас, не будем больше об этом говорить?
– Тогда о чем нам говорить?
– Увы, как всегда, вы правы, безжалостный человек! Мне все же придется вернуться к печальной теме, которая привела меня к вам. Так вот, граф д’Орбиньи выказал такую доброту, что пожелал… продать часть своих владений и отказать мне… значительную сумму.
– Но его дочь? Как же его дочь? – сурово воскликнул Ферран. – Я обязан объявить вам, что год назад маркиз д’Арвиль поручил мне вести его дела. Последний раз я убедил его купить великолепное поместье. Вы знаете мою беспощадность в делах, и не важно, что маркиз д’Арвиль мой клиент: я прежде всего стремлюсь к справедливости, и, если ваш муж задумал обездолить свою дочь маркизу д’Арвиль, решение, по-моему, недостойное, то скажу вам сразу: на мое содействие не рассчитывайте! Действовать четко и прямо, таково всегда было мое правило.
– И мое тоже! Поэтому я без конца повторяю мужу то же самое, что вы мне сказали: «Ваша дочь во многом виновата перед вами, пусть это правда, но это не причина лишать ее наследства».
– Очень хорошо, прекрасно сказано! И что он ответил?
– Он ответил: «Я оставлю дочери двадцать пять тысяч франков ренты. Она унаследовала от матери более миллиона. У ее мужа свое огромное состояние. Неужели я не могу подарить остальное вам, моей нежной подруге, единственной моей опоре и утешительнице, ангелу-хранителю моей старости?» Я повторяю вам эти слишком лестные для меня слова, – продолжала г-жа д’Орбиньи, скромно вздохнув, – чтобы показать, насколько мой супруг добр ко мне. Однако, несмотря на все это, я всегда отказывалась от его дара. Видя это, он решился попросить меня, чтобы я обратилась к вам.
– Но я не знаю графа д’Орбиньи.
– Зато он, как и все на свете, знает о вашей безупречной честности.
– Но как он вас ко мне направил?
– Чтобы разом покончить с моими отказами, сомнениями и колебаниями, он сказал мне: «Я не прошу вас обращаться к моему нотариусу, вы подумаете, что он слишком предан мне, а потому пристрастен. Но я абсолютно уверен в законности решения одного человека, чья справедливость и беспристрастность вошли в поговорку, – это Жак Ферран. Если он решит, что мое предложение для вас неприемлемо, не будем больше об этом говорить, вы от него просто откажетесь». – «Хорошо, я согласна», – сказала я моему супругу. Таким образом он избрал вас нашим арбитром. «Если он одобрит мое решение, – добавил муж, – я пришлю ему полную доверенность на мои ренты и прочие ценности; всю вырученную сумму я отдам ему на хранение, а когда меня не станет, моя нежная подруга, вы сможете, по крайней мере, вести достойное вас существование».
Вот когда Жаку Феррану пригодились его зеленые очки! Если бы не они, г-жу д’Орбиньи поразил бы огонь, загоревшийся в глазах нотариуса при словах: «всю сумму… ему на хранение».
Тем не менее он ответил ворчливым тоном:
– Просто надоело… вот уже сколько раз меня выбирали в арбитры… и каждый раз под предлогом моей честности… Только и слышишь: честность, честность! А что мне с этого? Одни неприятности и беспокойство.
– Мой добрый Ферран, не отказывайте мне так сурово! Вы напишете графу, он ждет вашего письма и сразу отправит вам доверенность… чтобы вы могли реализовать эту сумму.
– Сколько там примерно?
– Он, кажется, говорил о четырехстах или пятистах тысячах франков.
– Не такая уж большая сумма, как я думал. В конечном счете вы целиком посвятили себя господину д’Орбиньи… Дочь его и без того богата, – а у вас нет ничего… Да, я могу вас ободрить; мне кажется, вы можете принять это предложение, и оно будет вполне законным.
– Правда? Вы так думаете? – обрадовалась г-жа д’Орбиньи.
Она, как и все прочие, была одурачена легендарной честностью нотариуса, в чем ее, разумеется, не стал разубеждать Полидори.
– Вы можете принять этот дар, – повторил Жак Ферран.
– В таком случае, я согласна, – со вздохом сказала г-жа д’Орбиньи.
Старший клерк постучал в дверь.
– Кто там еще? – спросил Ферран.
– Графиня Мак-Грегор.
– Пусть немножко подождет.
– Итак, я покидаю вас, дорогой господин Ферран, – сказала г-жа д’Орбиньи. – Вы напишете моему мужу, ибо это его воля, и завтра он вышлет вам полную доверенность.
– Да, я напишу…
– Прощайте, мой достойный и добрый советчик!
– Ах, вы, светские люди, просто не знаете, как сложно и неприятно порой брать подобные суммы на сохранение. Ведь это такая ответственность! Откровенно скажу вам, нет ничего хуже репутации искреннего и честного человека, которая навлекает на тебя только лишние заботы!
– И восхищение всех добрых людей!
– Помилуй бог! Я надеюсь получить награду, которую, может быть, заслужил, не от людей, а от всевышнего, – ответил Ферран с ханжеским смирением.
Едва графиня д’Орбиньи удалилась, ее место заняла Сара Мак-Грегор.
