100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
После битвы в заливе индейцы стали большими друзьями мальчиков. Питер спас Тигровую Лилию от страшной участи, и теперь краснокожие смельчаки со своей предводительницей готовы были на всё для него.
Ночи напролёт сидели индейцы в засаде близ подземного дома, поджидая нападения пиратов – всем было ясно, что оно должно состояться с минуты на минуту. Индейцы бродили вокруг дома даже днём, покуривая трубку мира; вид у них был такой, будто они не отказались бы закусить, если бы у мальчиков что-нибудь осталось от обеда.
Питера они звали не иначе как Большой Бледнолицый Отец и, разговаривая с ним, падали ниц – ему это безумно нравилось. Боюсь, что такое обращение его немного испортило.
– Большой Бледнолицый Отец рад, что воины племени Пиканини защищают его вигвам от пиратов, – говорил он важно, глядя, как они валяются у него в ногах.
А прекрасная индейская принцесса говорила:
– Тигловая Лилия длуг Питела Пэна. Пител спас мне жизнь. Я не позволю пилатам его обидеть.
Она была такая красавица, что больно было видеть, как она перед ним унижается, но Питер считал, что так оно и должно быть, и снисходительно отвечал:
– Это хорошо. Питер Пэн сказал своё слово.
Тогда индейцы понимали, что больше он не желает их слушать, и смиренно умолкали; правда, со всеми остальными мальчиками они обращались гораздо вольнее: они считали их храбрыми воинами – и не более того. При встрече они небрежно роняли:
– Здорово!
И разговаривали с ними как с равными. Обиднее всего было то, что Питер Пэн вёл себя как будто так и надо.
В глубине сердца Венди сочувствовала мальчикам, но она считала своим долгом во всём поддерживать главу семьи.
– Папочка лучше нас в этом разбирается, – неизменно говорила она.
А про себя думала, что индейцам не следовало бы называть её „скво“.
Теперь я расскажу тебе о вечере, который надолго запомнился детям как Всем Вечерам Вечер, – он был полон приключений, приведших к самым неожиданным последствиям. День прошёл мирно и без особых событий, словно хотел сберечь силы к концу; вот уже индейцы завернулись в одеяла и встали на стражу, а дети сели ужинать – все, кроме Питера, который вышел узнать, который час. Для того чтобы узнать время на острове, надо было найти Крокодилицу и подождать, пока в животе у неё начнут бить часы.
Ужин на этот раз был не всамделишный, мальчики сидели вокруг стола и громко чавкали, при этом они так кричали и ссорились, что Венди, по её словам, чуть не оглохла. Конечно, шум её не очень пугал, но ей не нравилось, что они всё хватают руками, а потом сваливают вину на Шалуна, который якобы толкнул их под локоть.
За столом не полагалось давать сдачи, все споры решала Венди, надо было только поднять правую руку и сказать: „Я жалуюсь на такого-то“. Однако обычно мальчики почему-то забывали об этом правиле или, наоборот, слишком увлекались им.
– Тише! – крикнула Венди, объяснив им в двадцатый раз, что говорить всем вместе нельзя.
– Ты поужинал, Малышик?
– Не совсем, мамочка, – ответил Малыш, сделав вид, что заглядывает в чашку.
– Он и не принимался за молоко, – вставил Задавака. Ябедничать не полагалось, и Малыш тотчас поднял руку.
– Я жалуюсь на Задаваку! – сказал он быстро.
Но Джон поднял руку ещё раньше.
– В чём дело, Джон?
– Можно я сяду на стул Питера? Всё равно его сейчас нет.
– Сесть на папин стул?! – возмутилась Венди. – Конечно, нельзя!
– Он ведь нам не папа, – ответил Джон. – Он даже не знал, как ведут себя папы, пока я ему не показал.
Ворчать не полагалось, и Близнецы закричали:
– Мы жалуемся на Джона!
Тут руку поднял Шалун. Он всегда вёл себя гораздо скромнее всех остальных (по правде говоря, у остальных скромности не было и в помине), и Венди относилась к нему особенно мягко.
– Как по-твоему, – спросил Шалун неуверенно, – я не могу быть папой?
– Нет, Шалун.
Если Шалун начинал говорить (что случалось не очень часто), он уже не мог остановиться. Как глупо, правда?
– Если я не могу быть папой, – произнёс он печально, – может, Майкл разрешит мне стать вместо него младенцем?
– И не подумаю! – отрезал Майкл. Он уже улёгся в свою корзину.
– Если я не могу быть младенцем, – сказал Шалун ещё печальнее, – можно я буду Близнецом?
– Нельзя! Нельзя! – закричали Близнецы. – Ты думаешь, это легко?
– Если я не могу быть никем интересным, хотите, я покажу вам фокус? – предложил Шалун.
– Не хотим! – заорали все разом. Тогда наконец он сдался.
– Так я и знал, – сказал он с тяжёлым вздохом.
Тут всех словно прорвало.
– А Малыш кашляет прямо на стол!
– А Близнецы начали ужин со сладкого!
– А Задира ест фисташки с миндалём!
– А Задавака говорит с набитым ртом!
– Я жалуюсь на Близнецов!
– А я на Задиру!
– А я на Задаваку!
– Ох уж эти мне дети! – вздохнула Венди. – Жизни от них нет!
Она велела им убрать со стола, а сама села за штопку – целая груда чулок, и в каждом, как полагается, дырка на коленке.
– Ве-е-нди! – канючил Майкл. – Я уже вырос из люльки.
Но Венди и слушать его не желала.
– Должен же кто-то лежать в люльке, – сказала она. – А ты самый маленький. Без люльки в доме как-то пусто.
Она сидела и шила, а мальчики весело играли вокруг. Вглядись пристальнее в их весёлые лица! Запомни получше, как они пляшут возле камина! Таких счастливых вечеров в подземном доме было немало, но этот вечер последний.
Над головой у них послышались шаги, и Венди, конечно, первая их узнала.
– Дети, папа идёт! Он любит, когда вы встречаете его на пороге!
Наверху индейцы распростёрлись перед Питером.
– Смотрите в оба, смельчаки! Я сказал своё слово.
А потом, как всегда, мальчики втащили Питера за ноги из дерева в дом. Они частенько делали это и раньше, но сегодня – в последний раз.
Мальчикам Питер принёс орехи, а Венди сообщил точное время по крокодильим часам.
– Ах, Питер, ты их балуешь, – сказала Венди, притворяясь недовольной.
– Ну что ты, старушка! – ответил Питер, вешая ружьё.
– Это я ему сказал, что мам надо называть „старушка“! – шепнул Майкл Задире.
– Я жалуюсь на Майкла, – тут же сказал Задира. Первый Близнец подбежал к Питеру:
– Пап, мы хотим танцевать!
– Танцуй, танцуй, мой мальчик! – ответил Питер. Он был в чудесном настроении.
– А мы хотим, чтобы ты тоже танцевал!
По правде говоря, Питер танцевал лучше их всех, но он прикинулся удивлённым:
– Я?! Да мои старые кости будут так греметь, что заглушат музыку.
– И мама тоже!
– Что?! – воскликнула Венди. – До танцев ли мне, с такой оравой?
– Но ведь сегодня суббота, – уговаривал Малыш.
Вряд ли это была суббота, во всяком случае, мальчики не могли этого знать, потому что они давно уже потеряли счёт дням; но каждый раз, когда им чего-нибудь очень хотелось, они говорили: „Ведь сегодня суббота“ – и добивались своего.
– Верно, ведь сегодня суббота, Питер, – сдалась Венди.
– С нашими-то фигурами, Венди!
– Но ведь мы среди своих! Это наши дети…
– Да, ты права!
В конце концов мальчикам разрешили потанцевать, только велели сначала надеть ночные рубашки.
– А знаешь, старушка, – сказал Питер, греясь у камина и глядя на Венди, вертевшую в руках чулок с огромной дыркой на пятке, – нет ничего приятнее на свете, чем сидеть вечерком у огня в кругу своей семьи, наслаждаясь заслуженным отдыхом!
– Да, это чудесно! – подхватила Венди. Она была ужасно довольна. – А знаешь, Питер, у Задиры твой нос.
– А Майкл становится похож на тебя!
Венди подошла к Питеру и положила руку ему на плечо.
– Милый Питер, – сказала она, – у нас теперь столько детей, и я, конечно, уже не та, что прежде. Но ты не хочешь никаких перемен, правда?
– Не хочу, Венди.
Конечно, он не хотел никаких перемен, но посмотрел на неё как-то странно – часто моргая, словно не знал, спит он или бодрствует.
– Что с тобой, Питер?
– Я просто подумал, – ответил он испуганно, – это ведь всё понарошку, правда? Будто я их отец?
– Ну конечно, – сказала Венди сдержанно.
– Видишь ли, – продолжал он виновато, – я почувствую себя таким стариком, если я им взаправду отец.
– Но они наши дети, Питер, твои и мои.
– Но ведь это не так, Венди? – спросил он с тревогой.
– Конечно нет, если ты этого не хочешь, – ответила она. В ответ послышался вздох облегчения.
– Питер, – сказала Венди, пытаясь придать своему голосу твёрдость. – Как ты ко мне относишься?
– Как преданный сын, Венди.
– Так я и думала.
Она встала, ушла в дальний угол комнаты и села там.
– Ты какая-то странная! – недоумевал Питер. – И Тигровая Лилия тоже. Она хочет мне кем-то быть, но только не мамой.
– Конечно, не мамой, – сказала Венди холодно. Теперь я понимаю, почему ей не нравились индейцы.
– Тогда кем же?
– Девочкам нельзя говорить об этом первыми.
– Ну, как хочешь, – произнёс Питер с лёгким раздражением. – Может, Динь-Динь мне скажет, в чём дело?
– Динь-то тебе, конечно, скажет, – ответила презрительно Венди. – Она вообще бессовестная!
Тут Динь, которая подслушивала весь этот разговор из своего будуара, что-то дерзко прокричала в ответ.
– Она говорит: „Ну и пусть бессовестная!“ Она этим даже гордится! – перевёл Питер.
Тут ему в голову пришла неожиданная мысль.
– Может, Динь хочет быть моей мамой?
– Болван! – злобно крикнула Динь.
Она так часто повторяла это слово, что Венди понимала его теперь без перевода.
– Я готова согласиться с нею! – сказала Венди резко.
Нет, ты можешь себе представить? Именно так она и сказала! Правда, весь этот разговор был для неё очень мучителен, к тому же она ведь не знала, что их ожидает в тот вечер. Если бы знала, она бы, конечно, сдержалась.
Никто из них не знал, что их ждёт. Может, оно и лучше, что они ничего не знали. Это дало им ещё целый счастливый час; то был их последний час на острове, а потому давай порадуемся, что в нём шестьдесят счастливых минут. Они пели и плясали в ночных рубашонках. Песенка была пресмешная: они притворялись, будто их пугают собственные тени; им и в голову не приходило, что скоро вокруг них сгустятся настоящие тени и им будет по-настоящему страшно. Как весело они плясали, а в самый разгар веселья валили друг друга на кровать, а с кровати на пол! И вот уже они не пляшут, а бросают друг в друга подушками, а подушки просят кинуть их ещё разок, будто предчувствуя, что это в последний раз. А сколько сказок они рассказали друг другу! Даже Малыш попросил в тот вечер рассказать сказку, но начало у неё было такое скучное, что он сам пришёл в ужас.
– Скучноватое начало, – сказал он мрачно. – Давайте притворимся, будто это конец!
Все улеглись в постель, и Венди стала рассказывать свою сказку, которую мальчики любили больше всех других, а Питер ненавидел. Обычно стоило только Венди начать эту сказку, как он зажимал уши или уходил из дому; поступи он так и на этот раз, возможно, они всё ещё были бы на острове.
Но в этот вечер он остался сидеть на месте. Сейчас ты узнаешь, что из этого вышло.