100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно‑бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armée russe que l'or de l'Angleterre a transportée, des extrémités de l'univers, nous allons lui faire éprouver le même sort (le sort de l'armée d'Ulm)>, [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)>.] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего‑то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем‑то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voilà le cher ["Вот дорогое] православное воинство", подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого‑нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из‑под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из‑под коврового платка, кричала:
- Адъютант! Господин адъютант!: Ради Бога: защитите: Что ж это будет?: Я лекарская жена 7‑го егерского: не пускают; мы отстали, своих потеряли:
- В лепешку расшибу, заворачивай! - кричал озлобленный офицер на солдата, - заворачивай назад со шлюхой своею.
- Господин адъютант, защитите. Что ж это? - кричала лекарша.
- Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? - сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: - Я те объеду: Назад!:
- Пропустите, я вам говорю, - опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
- А ты кто такой? - вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. - Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, - повторил он, - в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
- Важно отбрил адъютантика, - послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
- Из‑воль‑те про‑пус‑тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
- Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, - проворчал он. - Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи‑тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что‑нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что‑то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
- Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, - кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что‑то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда‑смеющемся лице Несвицкого.
- Где главнокомандующий? - спросил Болконский.
- Здесь, в том доме, - отвечал адъютант.
- Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? - спрашивал Несвицкий.
- Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
- А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, - сказал Несвицкий. - Да садись же, поешь чего‑нибудь.
- Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, - сказал другой адъютант.
- Где ж главная квартира?
- В Цнайме ночуем.
- А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, - сказал Несвицкий, - и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? - спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
- Ничего, - отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
- Что главнокомандующий здесь делает? - спросил он.
- Ничего не понимаю, - сказал Несвицкий.
- Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, - сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное - он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
- Вторая линия: Написал? - продолжал он, диктуя писарю, - Киевский гренадерский, Подольский:
- Не поспеешь, ваше высокоблагородие, - отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из‑за двери слышен был в это время оживленно‑недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, - по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что‑нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
- Сейчас, князь, - сказал Козловский. - Диспозиция Багратиону.
- А капитуляция?
- Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из‑за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
- Ну, что, кончил? - обратился он к Козловскому.
- Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
- Честь имею явиться, - повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
- А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
- Ну, князь, прощай, - сказал он Багратиону. - Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо‑привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
- Христос с тобой! - повторил Кутузов и подошел к коляске. - Садись со мной, - сказал он Болконскому.
- Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
- Садись, - сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, - мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
- Еще впереди много, много всего будет, - сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. - Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, - прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
- От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, - сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
