100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
- А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, - говорил, обращаясь к пунцово‑красному, взволнованному Ростову, высокий штаб‑ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб‑ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
- Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! - вскрикнул Ростов. - Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так:
- Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, - перебил штаб‑ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. - Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл:
- Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу: так пусть даст мне удовлетворение:
- Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что‑нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб‑ротмистра он отрицательно покачал головой.
- Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, - продолжал штаб‑ротмистр. - Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
- Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
- Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
- Ни за что! - крикнул Ростов.
- Не думал я этого от вас, - серьезно и строго сказал штаб‑ротмистр. - Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из‑за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по‑вашему? А по‑нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из‑за фанаберии какой‑то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? - Голос штаб‑ротмистра начинал дрожать. - Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
- Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, - продолжал штаб‑ротмистр, - а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду‑матку скажу. Нехорошо!
И штаб‑ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
- Пг'авда, чог'т возьми! - закричал, вскакивая, Денисов. - Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
- Нет, господа, нет: вы не думайте: я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так: я: для меня: я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени:ну, всё равно, правда, я виноват!.. - Слезы стояли у него в глазах. - Я виноват, кругом виноват!: Ну, что вам еще?:
- Вот это так, граф, - поворачиваясь, крикнул штаб‑ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
- Я тебе говог'ю, - закричал Денисов, - он малый славный.
- Так‑то лучше, граф, - повторил штаб‑ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. - Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да‑с.
- Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, - умоляющим голосом проговорил Ростов, - но извиняться не могу, ей‑Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
- Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, - сказал Кирстен.
- Ей‑Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу:
- Ну, ваша воля, - сказал штаб‑ротмистр. - Что ж, мерзавец‑то этот куда делся? - спросил он у Денисова.
- Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, - проговорил Денисов.
- Это болезнь, иначе нельзя объяснить, - сказал штаб‑ротмистр.
- Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза - убью! - кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
- Ты как? - обратились вдруг офицеры к вошедшему.
- Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
- Врешь!
- Сам видел.
- Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
- Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
- Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака:Ты что, Ростов, точно из бани?
- Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
- Поход, господа!
- Ну, и слава Богу, засиделись.
