100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
- Да я никогда не звала их, - сказала княжна Марья, - я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
- Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, - говорила Дуняша, - а Яков Алпатыч приедут, и поедем: и вы не извольте:
- Какой же обман? - удивленно спросила княжна
- Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
- Ты что‑нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать: - сказала княжна Марья. - Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
- Да я никогда не звала их, - сказала княжна. - Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
- Если прикажете, они уйдут, - сказал он.
- Нет, нет, я пойду к ним, - сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, - думала княжна Марья. - Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что André еще больше бы сделав на моем месте», - думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она - представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
- Я очень рада, что вы пришли, - начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. - Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко: потому что: Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. - Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
- Я не от себя делаю это, - продолжала княжна, - я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
- Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, - сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
- Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, - сказал голос сзади.
- Да отчего же? - сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
- Отчего же вы не хотите? - спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей‑нибудь взгляд.
- Отчего вы не говорите? - обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. - Скажи, ежели ты думаешь, что еще что‑нибудь нужно. Я все сделаю, - сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
- Чего соглашаться‑то, не нужно нам хлеба.
- Что ж, нам все бросить‑то? Не согласны. Не согласны: Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна: - раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
- Да вы не поняли, верно, - с грустной улыбкой сказала княжна Марья. - Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас:
Но голос ее заглушали голоса толпы.
- Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей‑нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
- Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! - слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
