100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
Тамара Матвеевна не преувеличивала, когда говорила Фомину, что Семену Исидоровичу предлагают на Украине очень видные и почетные должности. Кременецкий не отклонял делавшихся ему предложений, но и не принимал их, а Тамаре Матвеевне хмуро‑уклончиво отвечал, что ему еще недостаточно ясны некоторые подробности политической игры. Эта загадочная фраза внушала его жене уважение и робость. Тамара Матвеевна заранее подчинялась всякому решению мужа, но имела и свои надежды. В числе других должностей, о которых шла речь в переговорах Кременецкого с влиятельными украинскими кругами, были дипломатические посты. Тамаре Матвеевне очень хотелось, чтобы Семен Исидорович принял должность посланника. Из‑за границы гораздо легче было бы снестись с Мусей, а все мысли Тамары Матвеевны были устремлены на то, чтобы возможно скорее вывезти дочь из Петербурга. Вдобавок жизнь Муси все равно должна была протекать за границей.
– По‑моему, лучше всего было бы, чтобы тебя назначили посланником в Лондон, – штопая чулок под электрической лампой, говорила мужу Тамара Матвеевна в двенадцатом часу ночи перед отходом ко сну. У них в это время обычно велись разговоры о таких предметах, о которых только друг с другом они могли беседовать вполне откровенно.
– Ты забываешь прежде всего, золото, что украинская республика пока признана только германской коалицией, а не союзниками, – со вздохом ответил Семен Исидорович, снимая пиджак. Ему самому очень хотелось стать послом.
– Ах, я уверена, вы можете добиться, чтобы и союзники вас признали, – настаивала Тамара Матвеевна и слова ее звучали приблизительно так: «ты можешь добиться, чтоб и союзники тебя признали». – Сначала пусть они вас признают de facto, а потом de jure.
Эти слова Тамара Матвеевна недавно впервые услышала от видного украинского деятеля и повторяла их теперь с особенно озабоченным видом.
– Со временем они нас, конечно, признают, спора нет! Но пока мы не признаны, и следовательно о должности посланника в Лондоне рассуждать еще преждевременно… Вот проклятая запонка, наконец‑то отцепил… Кроме того, есть еще минус: я по‑английски не говорю, а французским языком владею недостаточно свободно, – сказал Семен Исидорович. Он всегда говорил, что недостаточно свободно владеет французским языком, хотя в действительности не владел им совершенно.
– Какое это может иметь значение? – горячо возражала Тамара Матвеевна, отрываясь от чулка. – Ллойд Джордж тоже не говорит по‑французски, я сама читала. Притом разве тебе долго будет подучиться? Ведь ты же знаешь, что по‑украински ты теперь говоришь как украинец.
– Это не совсем то же самое, я родился на Украине… Однако допустим, – сказал Семен Исидорович, расстегивая пуговицы панталон на животе. – Уф, легче стало!.. Тогда возникает другое «но». Ведь все‑таки мое главное и подлинное призвание это адвокатура, юриспруденция, право: им я посвятил лучшие годы жизни, быть может, добился в них и кое‑каких успехов, – скромно добавил он (Тамара Матвеевна только улыбнулась, отвечать было не нужно). – Значит, бросить все это и начать новое поприще? Это легко сказать, золото!
– Ты забываешь, что в Петербурге жизнь наладится еще не скоро. Пока мы можем жить в Англии… А когда, жизнь там наладится, ты можешь перевестись в Петербург. Там, говорят, тоже будет украинский посол. А тебя там. слава Богу, все знают, у нас там чудная квартира… И я уверена, что это можно будет совместить с адвокатурой, – убежденно говорила Тамара Матвеевна. – А пока мы из Лондона сейчас же все сделаем, чтобы выписать Мусеньку. Ему тогда ты тоже сможешь выхлопотать какое‑нибудь место в Лондоне: я уверена, что к зятю посланника будет совсем другое отношение.
Семен Исидорович с легким нетерпением махнул ру‑, кой: его немного раздражали и бестолковые мысли жены, и то, что она его политическую карьеру явно ставила в зависимость от дел Муси.
– Пока нас державы Антанты не признали, об этом говорить бесполезно.
– Но de facto они вас должны признать!
– Я не виноват, золото, они нас пока не признали и de facto… Куда запропастилась пижама?
– Вот, под второй подушкой… В таком случае ты должен стать послом в Стокгольме. Ведь Швеция, наверное, вас признает, если этого потребует Германия! А оттуда нам еще ближе будет к Мусеньке, и я уже думала, что…
– Все это разговоры, – сказал, потягиваясь, Семен Исидорович. – Получить должность посланника можно было бы разве только в Берлине или в Вене, но назначения туда я и сам не желал бы из‑за того, что было, – произнес он скороговоркой. Семен Исидорович имел в виду свое прежнее отношение к войне и долгую верность союзникам. – У меня с немцами (он чуть было не сказал, – с Германией) корректные отношения и только. Разумеется, они ценят во мне культурно‑политическую силу, но это все, и больше я ничего не желаю. Так не в Болгарию же мне идти посланником?
– Этого я никогда и не предлагала! – сказала возмущенно Тамара Матвеевна: должность посланника в Болгарии явно не соответствовала значению Семена Исидоровича, и до Муси из Болгарии было очень далеко. – Конечно, в Болгарию ты не должен ехать, да они никогда и не решатся предложить тебе такой второстепенный пост.
– А если так, то я не вижу, почему мне не принять первостепенный пост, который более отвечал бы моему опыту, моим знаниям, всему моему прошлому…
– Ты берешь портфель министра юстиции? – поспешно спросила Тамара Матвеевна и, несмотря на ее желание, уехать за границу, гордость за мужа так и залила ее душу.
– Ах, Боже мой, ты отлично знаешь, что пост министра юстиции занят. По секрету скажу тебе, со мной на днях говорили о должности вице‑председателя Сената.
– Как вице‑председателя Сената? Но ведь Сенат остался в Петрограде? – спросила, не подумав, Тамара Матвеевна.
– Я говорю, разумеется, о будущем украинском Сенате, – раздраженно пояснил Семен Исидорович. – Но это совершенно между нами, золото. Об этом проекте еще никто не знает, я только тебе сказал.
– Ты можешь быть спокоен, – ответила Тамара Матвеевна. И действительно разве лишь пытка могла бы вырвать у нее тайну, которую муж доверил только ей одной. Семен Исидорович знал это, и у него почти не было тайн от жены, – он лишь не забывал добавлять в важных случаях: «я тебе одной говорю».
– Это пока, впрочем, только предварительные разговоры… Ты еще не ложишься?
– Сейчас… Вице‑председатель Сената, – повторила Тамара. Матвеевна, наслаждаясь звучностью будущего титула мужа. – Но все‑таки это теперь зависит от тебя?
– Да, – кратно ответил Семен Исидорович, и его «да» прозвучало как «о, да!»
– Когда выяснится? – так же кратко спросила Тамара Матвеевна.
– Скоро, – сказал Семен Исидорович. – Собственно уже выяснилось бы, если б не эти несчастные слухи о гетманщине, которые, только создают нездоровую политическую атмосферу. Кучка каких‑то карьеристов нервирует всю страну!..
– Это просто позор! Как можно так не понимать создавшееся положение!
– Да… Да… Со всем тем я не уверен, что они не начинают заходить к нам в тыл, – мрачно сказал Кременецкий после недолгого молчания. – Что‑то очень они шушукаются с немцами.
– Я не думаю… Немцы отлично понимают, что одних пулеметов мало против общественного мнения, – высказалась Тамара Матвеевна, часто повторявшая мысли мужа с некоторым опозданием. – Немцы не станут поддерживать откровенных реставраторов.
– Собственно, реставраторами в настоящем смысле слова их нельзя назвать, – ответил без обычной уверенности Семен Исидорович. – Во всяком случае игра скоро должна выясниться, и я приму свое решение, – сказал он таким тоном, каким генерал Бонапарт мог сообщить Жозефине о предстоящем перевороте 18 брюмера.
