

100bestbooks.ru в Instagram @100bestbooks
«Ох, клиенты по мою душу», – подумал Семен Исидорович, подъезжая к дому. Окна его приемной были ярко освещены. «Как бы Никонов не наболтал пустяков, мастер врать малый…» На вечернем деловом приеме у Кременецкого ему по заведенному порядку помогал Никонов. Семен Исидорович взошел на крыльцо, поскреб о железную сетку калошами, поднялся по хорошо освещенной, крытой ковром лестнице в бельэтаж и позвонил своим звонком – один раз довольно продолжительно, затем тотчас вторично, коротко. Тамара Матвеевна встретила его в передней – ей всегда становилось спокойнее при этом звонке.
– Ну, что, застал? – не без волнения спросила она вполголоса. – Как он тебя принял?
– Как принял? Что за вопрос? Прекрасно, разумеется. Как же он мог меня принять? Рассыпался в любезностях.
– Он понимает, конечно, с кем имеет дело. Слава Богу, тебя все достаточно знают!.. Тут одна дама ждет, – добавила еще тише Тамара Матвеевна, показывая глазами на дверь приемной. В голосе и в глазах Тамары Матвеевны вдруг проскользнула легкая тревога, и по ней Семен Исидорович сразу понял, что дама красивая. Беспричинная, тщательно и плохо скрываемая ревность жены всегда немного забавляла Кременецкого, а с некоторого времени ему и льстила.
– Хорошенькая? – спросил Семен Исидорович, игриво подмигнув жене.
– Ничего, так себе, я издали видела. Она в трауре, плохо видно. Да, скорее красивая, – старательно‑равнодушно ответила Тамара Матвеевна. – Зубы очень длинные… Так он приедет обедать?
– Кто? Ах, Нещеретов. Разумеется, приедет. В четверг на той неделе. Он был так рад. Очень вам кланялся… Она давно ждет?
– Дама? Минут десять. Никонова, конечно, еще нет. Маша ей передала, что ты будешь в шесть. Она сказала, что подождет.
– Надо будет в самом деле серьезно поговорить с Никоновым. Это становится невозможным.
Семен Исидорович прошел в свой кабинет, выровнял на полке слишком глубоко вдвинувшиеся тома «Энциклопедического словаря», бегло оглянул себя в зеркало и, подтянув брюшко, чуть выпятив грудь, отворил дверь приемной.
– Сударыня, – сказал он, кланяясь.
С дивана, стоявшего наискось, особняком, как ставится мебель на сцене, поднялась высокая дама в трауре и поспешно направилась к Кременецкому. Семен Исидорович пододвинул ей тяжелое кресло.
– Пожалуйста, садитесь… С кем имею честь?.. – спросил он, также садясь и вглядываясь в даму. Она в самом деле была хороша собой и очень элегантно одета. Даже траурная вуаль на ней, опущенная через плечо, с белой полоской у лба, была особенная. «Эффектная женщина! Уж не артистка ли?» – подумал Кременецкий. Дама на него взглянула, затем опустила глаза, видимо преодолевая волнение.
– Я Елена Фишер, – сказал она тихо.
Что‑то дрогнуло в лице и в душе Семена Исидоровича.
– Госпожа Фишер? – повторил он. – Вы не супруга ли… не вдова человека, так трагически погибшего на днях?
– Да, это я, – прошептала дама.
Семен Исидорович приподнялся в кресле и крепко пожал руку госпоже Фишер.
– Я немного знал вашего покойного мужа, – глубоким негромким голосом сказал он. – Разрешите выразить вам мое искреннее сочувствие и соболезнование…
Дама низко наклонила голову. Семен Исидорович помолчал минуту из участия.
– Могу ли я быть вам чем‑либо полезен? Поверьте, все, что в моих силах…
– Да… Я хотела просить вас… Мне посоветовали обратиться к вам. Разумеется, я и прежде о вас слышала… Мне посоветовали обратиться к вам за руководством. В этом деле… – Голос ее дрогнул. – В этом ужасном деле мне придется… Я хотела просить вас быть моим представителем… Гражданским истцом…
Что‑то неясное в душе Семена Исидоровича слегка отравило радость. Мысль его заработала напряженно. Но это длилось лишь мгновение. Семен Исидорович вдруг словно повернул в себе ключ. Теперь он смотрел на даму с неподдельным участием, с жалостью, почти с нежностью. Все лучшие свойства Кременецкого тотчас в нем пробуждались, когда клиент вверял ему свою участь. В кабинете наедине с клиентом, все равно как на заседании суда, Кременецкий становился талантливым, чутким, многое понимающим человеком. В нем проявлялись и всеми признанная за Семеном Исидоровичем безукоризненная корректность, и благородство тона, отсутствовавшее у него в обыденной жизни. Его интересы всецело сливались с. интересами клиента. Кременецкий недаром так любил свое дело и так гордился судом.
– Сударыня, – сказал он мягко. – Простите, ваше имя‑отчество? Елена Федоровна… Мое – Семен Исидорович… Елена Федоровна, я могу сказать вам лишь то, что отвечаю всегда всем, ко мне обращающимся: расскажите мне ваше дело. Только узнав его в деталях, я могу дать вам ответ.
Кременецкий говорил искренно – он нередко отказывался от выгодных дел, а дел грязных не принимал совершенно. Однако он чувствовал, что от этого дела едва ли откажется.
– Я поняла вас, Семен Сидорович, – ответила госпожа Фишер значительным тоном, точно он сказал нечто весьма загадочное. – Но я, право, не знаю, как начать, как все передать… Извините меня, ради Бога… Вы поймете мое волнение, это несчастье свалилось на меня так неожиданно…
– Несчастья всегда неожиданны, Елена Федоровна, – со вздохом, как выстраданную мысль, произнес Кременецкий первое, что пришло ему в голову. – Тогда не разрешите ли вы мне предлагать вам вопросы? Может быть, так вам будет легче?
– Да, пожалуйста, – поспешно сказала госпожа Фишер.
– Вы давно замужем?
– Восемь лет… С 1908 года.
– Заранее прошу извинить, если я коснусь тяжелых сторон жизни и воспоминаний. Но это необходимо… Вы были счастливы в супружеской жизни?
Елена Федоровна помолчала.
– Счастлива? Нет… Нет, я не была счастлива. Мой несчастный муж был гораздо старше меня. Он вел вдобавок такой образ жизни… Это вы, впрочем, знаете.
– Его образ жизни вызывал протесты с вашей стороны?
– Вначале да, потом я махнула рукой. Любви между нами все равно больше не было.
– Так, я понимаю. А прежде была любовь?
– Была… С его стороны, – сказала, вспыхнув, Елена Федоровна, и ее смущение еще больше тронуло Кременецкого.
– Детей у вас не было?
– Нет, не было.
– Я понимаю, – повторил Семен Исидорович и тотчас с неудовольствием подумал, что здесь эти слова, собственно, были не совсем уместны. – Теперь разрешите спросить вас, – продолжал он, показывая интонацией, что переходит к самому больному вопросу. – Вы давно знаете того человека, который арестован по подозрению в убийстве вашего мужа? Этого Загряцкого?
– Да, давно, два года, – резко сказала дама.
Семен Исидорович замолчал, поглаживая большой нож из слоновой кости. Он слегка волновался, несмотря на многолетнюю привычку к разговорам на самые мрачные темы. По долгому опыту он знал, что вопросы в подобных случаях надо ставить осторожно. Для общей картины дела характер отношений между госпожой Фишер и Загряцким имел, конечно, огромное значение. Но Кременецкий был адвокатом, а не судьей и не следователем и часто говорил, что, кроме интересов правосудия, для него существуют еще интересы клиента. Полная откровенность обвиняемого не всегда ему была выгодна, а защитника порою ставила в тяжелое положение. Поэтому Семен Исидорович в разговорах с подзащитными, неизменно начиная с предложения рассказать все , старался не доводить их до полного сознания, если только по обстоятельствам дела не считал сознание на суде наиболее выгодным для своего клиента. Здесь, впрочем, он имел дело не с обвиняемым, а с потерпевшим. Но и в этом случае очень много зависело от признаний госпожи Фишер. Быстро соображая обстоятельства дела, Кременецкий решил предоставить инициативу клиентке. Он ждал не менее минуты, внимательно глядя на Елену Федоровну. Она, однако, молчала, не сводя глаз с босого Толстого.
– Когда вы видели Загряцкого в последний раз?
– Мы в июне с ним уехали из Петербурга в Ялту.
– Так, так, – произнес Кременецкий, точно находя это сообщение совершенно естественным. Он постучал о бювар головой Наполеона, составлявшей ручку ножа. – Разрешите прямо вас спросить: считаете ли вы Загряцкого виновником смерти вашего мужа?
– Этого я не знаю. Но я считаю его низким, на все способным человеком, – с энергией в голосе сказала госпожа Фишер.
– На чем же основано такое ваше мнение?
– На знакомстве с Вячеславом Фадеевичем.
– Вячеслав Фадеевич – это Загряцкий? Так… Но есть ли у вас какие‑либо сведения или хотя бы предположения, которыми еще не располагает следствие?
– Об этом я сегодня уже все сказала…
– Кому?
– Следователю, господину Яценко.
– Ах, так вы уже были у следователя? Тогда, пожалуйста, изложите мне содержание вашей беседы с ним. О чем он вас расспрашивал?
– О моих отношениях с Вячеславом Фадеевичем. Я сказала ему, что он ошибается, как ошибались еще раньше многие другие… Тяжело, Семен Сидорович, говорить обо всем этом… – Она приложила к глазам платок. – Я совершенно измучена.
– Ради Бога, успокойтесь, Елена Федоровна. Если вам слишком тяжело, мы можем отложить наш разговор…
– Нет, ничего… Следователь ошибается… Загряцкий ухаживал за мною, как и многие… Я себя не обеляю и не оправдываю, Семен Сидорович. Но этот мосье Яценко ошибается. Вячеслав Фадеевич провожал меня в Ялту с согласия моего мужа, даже по его просьбе.
– Так, так, я понимаю… Когда же вы с ним расстались?
– Мы поссорились с ним… Я потом все вам расскажу… Я поймала его на том, что он читал мои письма. Разумеется, я вспылила, и мы расстались. Он вернулся в Петроград еще в июле.
– И с тех пор вы его не видали?
– Нет.
– Значит, с тех пор у вас с ним были дурные отношения?
– Да, дурные… Никаких отношений. Я больше не хотела его знать…
Кременецкий смотрел на нее удивленно.
– В таком случае, позвольте… – начал он и остановился, не зная, как поставить вопрос. Неудобно было спросить: «в таком случае, зачем же ему было убивать вашего мужа?» Семен Исидорович знал и по газетам, и по ходившим рассказам, что целью убийства считается желание Загряцкого завладеть богатством, которое должно было достаться его любовнице. Он положил нож на бювар и откинулся на спинку кресла. – Еще раз извините мою настойчивость, Елена Федоровна, но я не вполне понимаю… Думаете ли вы, что у Загряцкого были основания желать смерти вашего мужа?
– Вы мне задаете те же вопросы, что следователь, – с некоторым неудовольствием в тоне сказала госпожа Фишер. – Основания? Может быть, и были. Даже наверное были.
– Какие же именно?
– Этого я, конечно, не знаю.
Семен Исидорович вздохнул: привык к бестолковости клиенток.